Этика фото в СМИ и интернете: мнения экспертов

В России нет кодекса фотожурналиста. Зачем нужен такой кодекс? Независимо от того, чем фотограф занимается: документальной фотожурналистикой или коммерческой съемкой — это человеческие отношения, и их надо регулировать. С другой стороны — кодекс ничего не даст, если нет органа, который будет следить за его выполнением.

Сейчас большинство фотографов ориентируется на правила, которые прописаны в крупных международных фотоконкурсах. Одно из таких правил — фотография не должна быть постановочной. Но что такое постановочность? Когда фотограф приходит в какое-то сообщество, то и это сообщество старается показать себя в выгодном свете, выглядеть лучше, чем есть на самом деле.

В 21 веке говорить о документальности фотографии — странно.

Фотография сама по себе очень субъективна, даже если ты фотожурналист и придерживаешься правил — не устраивать постановки, не двигать пиксели и прочее. Все равно есть три фильтра, через которые проходит фотография:

• эстетический — фотограф строит привлекательную на его взгляд картинку;
• моральный — фотограф подсознательно показывает ту сторону, чьи взгляды он поддерживает;
• и фильтр социальной значимости — фотографируешь то, что важно показать СМИ, для которого снимаешь. Федеральным СМИ нужна одна картинка, локальным, которые в курсе контекста, — другая.

Также фотографии перед публикацией проходят фильтр бильд-редактора и редактора. У редакции есть свой взгляд на ситуацию, свое понимание того, что происходит, к тому же чаще всего в СМИ главным является текст с иллюстрацией, которая подтверждает то, что уже написано. Редакций, которые заточены под публикацию фотоисторий, можно по пальцам пересчитать.

Большое значение имеет и подпись к фотографии. Фотограф дает краткое описание происходящего на снимке, подписывает людей. Редакция редактирует подпись и бывают случаи, когда допускают ошибки в именах, названиях, сокращают какие-то детали, чем меняют контекст и получается совсем другая история.

Постановочные, нарочитые фотографии недопустимы в новостях, которые призваны отражать действительность. Всего одна постановочная новостная публикация может подорвать доверие читателей.

В моей практике был случай, когда фотожурналист, который освещал конфликт в Ливане, предупредил меня, что не привезет из командировки драматичные кадры шествия людей с мертвым ребенком — когда толпа увидела фотографов, они выкопали тело младенца из могилы и понесли над головой. Он отказался делать такие снимки.

Другой пример: журнал Time делал материал про детскую проституцию в России, но на снимках никто не был реальным персонажем. Пять страниц постановочных фотографий без ведома редакторов.

Учитывая, насколько важны фото, никакое редактирование недопустимо. Это касается документальных фотографий, любых репортажей, а также, на мой взгляд, уличной фотографии. Когда мы видим фотографии людей, — страдают они или нет — мы хотим верить в то, что видим. Такие фотографии становятся историей, мы не можем позволить, чтобы они искажали факты.

Рассмотрим фотографию Брайна Вальски, которая была сильно изменена, чтобы из двух разных изображений составить одну композицию.

В фотожурналистике (да и просто в журналистике) главной заповедью должно быть — не навреди. Особого отношение требуется к беззащитным категориям: детям, старшему поколению, людям с инвалидностью. Считаю, в их отношении надо себя особо жестко цензурировать.

Важный аспект: фотограф сделал свою работу и уехал, а его героям с этим жить. И не всегда «с этим жить» получается. У меня была история: готовился текст про одно закрытое сообщество, которое долго снимала. Первое время считала, что важно снимками предупредить всех об этом сообществе. Потом подумала: оно маленькое, живет своей жизнью, никого не трогает и ни к чему навлекать на него гнев зрителей/читателей. Поэтому решила анонимизировать героев. Мне кажется, что самое важное, что потом будет чувствовать герой.

Фотограф периодически приходится решать дилемму: показать красивый снимок или защитить героя, особенно, если тот живет в условной деревне, где все друг друга знают.

Это правило допустимо не применять, если речь идет об общественном интересе, социально-значимой теме. Условно, в рассказе про коррумпированного чиновника, браконьеров или националистов вполне можно опубликовать фотографии этих людей, даже если им это будет неприятно.

Когда дело касается таких серьезных вещей, как жестокие преступления или социальная несправедливость, мы должны спросить себя: зачем делиться подобными фотографиями и какие последствия они принесут? Как эмоциональный снимок повлияет на нашу каждодневную жизнь и уже притупленные реакции? Есть ли у нас независимость и право на частную жизнь, когда мы выходим на улицу? Разрешаем ли мы публиковать наши фотографии, если у нас нет возможности согласиться или отказаться?

Некоторые считают, что такой тип фотографий заставляет других стать свидетелями, проявить сочувствие. Веками вопрос о распространении подобных фотографий разжигает политические дискуссии. В XIX веке богачи ездили по разоренным хозяйствам, чтобы посмотреть, как живет «простой народ». После таких поездок многие занялись благотворительностью, но их просвещение обошлось высокой ценой унижения все тех, кто служил не более, чем реквизитом этих зрелищ.

Фотографии из Холокоста рассказали миллионам людей о том, что там произошло, они стали движущей силой утверждения прав человека и ООН. Главные общественные и правозащитные организации публикуют фотографии жертв насилия, чтобы осведомить людей и призвать к благотворительности. Снимки публикуются с единственной утилитарной целью — небольшая жертва ради «высшего блага».

Во время трагедии в Лас-Вегасе, когда стрелок убил более 50 человек и ранил сотни людей, уважаемые журналисты стали тиражировать фотографии жертв без какой-либо цензуры, как только к ним попадала информация. Очевидно, что некоторые из фотографий опубликовали раньше, чем предупредили родственников погибших — их лица распознали журналисты, разыскивающие людей через Фейсбук*, чтобы быстро начеркать некрологи с фото из социальных сетей.

Один такой некролог запал мне в душу: это была цитата знакомой — не члена семьи и даже не близкой подруги — о том, что погибшая была приятным человеком, хотя они встретились только однажды.

Это то, как люди будут вспоминать погибшую, как вся ее жизнь будет охарактеризована? Цитатой безымянного человека, которого мы добавили в друзья на Фейсбуке* после одной-единственной встречи только потому, что так принято в обществе? Будет ли парень, которого я встретила 10 лет назад на какой-то вечеринке, кормить рьяных журналистов рассказами, как я публиковала свои ироничные фото на Фейсбуке*.

Я не согласна с этим и не думаю, что любой пострадавший хотел бы, чтобы к нему или ней обращались подобным образом.

Можно оглянуться в прошлое и сравнить, как освещались события 11 сентября, и сравнить, как о них рассказали бы сегодня. Случись этот теракт в 2011, а не в 2001 году, первыми обнародованными фотографиями стали бы снимки пылающей северной башни Всемирного торгового центра, опубликованные в социальных сетях сотрудниками южной башни, которые не подозревали, что рейс 175 United Airlines в этот момент направляется в их здание. В руки журналистов также попали бы видео того, как люди пытаются выбраться из здания.

В ситуациях срочных новостей журналистам приходится принимать быстрые решения под большим давлением, их одолевает такая же буря эмоций, как любого другого члена общества, когда трагедия разворачивается на их глазах. Приходится иметь дело с противоречащей информацией из множества источников, включая тех, кто намеренно распространяет неверную информацию. Мы должны признать, что не всегда принимаем правильные решения в разгар случившегося.

В России на уличную съемку нет запретов, как, например, в некоторых западных странах. Правда, там есть способ обойти запрет — доказать, что фотография сделана ради искусства.

Я не очень люблю фотографировать улицы. Но если такое случается, и человек, который попал в кадр просит удалить фото с ним, и я это сделаю. Понимаю, что могу оказаться на его месте и хотелось бы, чтобы к моему мнению прислушивались. И надо надо поговорить с человеком, выяснить, в чем причина такой реакции, почему не хочет, чтобы фото, на котором он присутствует куда-то попало? Объяснить, почему это нужно. Если уговорить не получается — это его право.

У документальной и уличной фотографии одна простая задача: показать реальность. Любое намеренное искажение противоречит этому требованию, и фотография перестает быть документальной.

Фотожурналисты не ответственны за страдания людей, которых они фотографируют, они лишь посредники, фиксирующие жизнь и транслирующие посыл, что жизнь не всегда приятна глазу. Не убивайте гонца за то, что он показывает жизнь с помощью пикселей или целлюлозы; вместо этого спросите себя: что я могу изменить? Фотожурналисты рискуют своей жизнью, чтобы повысить осознанность и поделиться идеей, которая может принести больше влияния, чем ограниченная помощь отдельного человека.

Нет никакой эксплуатации в том, чтобы показывать реальность, какая она есть, нравится она вам или нет. Разница лишь в том, хорошая это фотография или нет — меняет она что-то или нет.

Давайте признаем, что «уличная фотография» — название, которым описывают необработанные, виртуозные портреты, раскрывающие состояние общества, не имеет ничего общего со сделанными исподтишка фотографиями людей с лишним весом, не подходяще одетыми или просто пойманными в неудачный момент, которые выкладывают на очень популярный сайт People of Walmart. Эти нелестные снимки было заманчиво легко сделать благодаря неприметным камерам на телефонах. В сущности, небольшой размер смартфонов и их постоянное присутствие в нашей жизни делает возможным запечатлеть практически все и везде.

В прошлом даже небольшая камера была заметна прохожим, сейчас можно фотографировать незаметно: будто вы пишете смску, звоните или проверяете почтовый ящик. Незаметные телефоны позволяют тайно фотографировать «из-под юбки» без ведома участника фотографии. Кроме того, если раньше подобные фото передавались только в пределах ограниченной группы людей, то интернет позволяет распространять подобные фото без ограничений.

Уличная фотография больше, чем какой-либо другой вид этого искусства, приближена к жизни. И как сама жизнь, этика уличной фотографии изменчива. В конечном счете правила этики зависят от самого фотографа и его подхода. Но всегда нужно держать в голове слова легендарного фотографа Энсела Адамса, что в каждом снимке хотя бы два человека — фотограф и зритель.

Кажется, что существует только «сейчас», когда мы публикуем фотографии всех, включая детей. Но что произойдет в будущем? Если мы полностью документируем в интернете жизни детей, то что для них будет значить достоинство человека? Через 20 лет мы можем услышать новости, как дети подают в суд на своих родителей за то, что они лишили их права на частную жизнь.

Частную жизнь заменили на настройки приватности на Фейсбуке* или в Инстаграме*. Тем не менее, мы не предвидим все риски и думаем только об удовлетворении сиюминутного желания поделиться информацией. Социализированные дети, конечно, будут улыбаться в камеру, но это не значит, что с их фотографиями будут обращаться с необходимым достоинством.

У нас есть родители, которые действуют эффективнее любого законодательства. Когда снимаешь уличные зарисовки и случайно в кадр попал ребенок, некоторые родители могут весьма агрессивно отстаивать, чтобы этот кадр никуда не попал. Их можно понять.